Одна из самых первых лирических песен военных лет, "В землянке", "родилась" совершенно случайно. Текстом песни стало написанное в ноябре 1941 года стихотворение поэта и журналиста Алексея Суркова, которое он посвятил жене Софье Антоновне в своем письме к ней. Сурков вспоминает: "Возникло стихотворение, из которого родилась эта песня, случайно. Оно не собиралось быть песней. И даже не претендовало стать печатаемым стихотворением. Это были шестнадцать "домашних" строк из письма жене, Софье Андреевне. Письмо было написано в конце ноября, после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью после тяжелого боя пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков... Так бы и остались эти стихи частью письма, если бы уже где-то в феврале 1942 года не приехал из эвакуации композитор Константин Листов, назначенный старшим музыкальным консультантом Военно-Морского Флота. Он пришел в нашу фронтовую редакцию и стал просить "что-нибудь, на что можно написать песню". "Чего-нибудь" не оказалось. И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным, что хотя я свою товарищескую совесть и очистил, но песня из этого абсолютно лирического стихотворения не выйдет. Листов побегал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Ушел, и все забылось.
Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у фотографа Савина гитару и под гитару спел новую свою песню "В землянке".
Все свободные от работы "в номер", затаив дыхание, прослушали песню. Всем показалось, что песня "вышла". А вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя себе на гитаре, спел новую песню. И сразу стало видно, что песня "пойдет", если обыкновенный потребитель музыки запомнил мелодию с первого исполнения".
Песня появилась в 1943 году. Вот как описывает свою работу над этим произведением поэт Михаил Исаковский "Стихи написаны на Каме, когда шел второй год войны. Работая, представил себе русский лес, чуть-чуть окрашенный осенью, тишину, непривычную для солдат, только что вышедших из боя, тишину, которую не может нарушить даже гармонь. Послал стихи старому товарищу композитору Матвею Блантеру. Спустя несколько месяцев услышал по радио, как "В лесу прифронтовом" исполняет Ефрем Флакс".
Композитор Матвей Блантер вспоминает "Стихотворение "В лесу прифронтовом" Исаковский прислал мне в 1942 году из эвакуации, в разгар Сталинградской битвы. Помню, прочитав его несколько раз, я подумал: только поэт, ежеминутно и глубоко переживающий все, что переживает народ, может так ощутить сердцем и разумом, увидеть сквозь сотни километров и прифронтовой лес, и невесомый березовый лист, и бойцов, слушающих в короткие минуты затишья гармониста.
Первым и, надо сказать, великолепным исполнителем вальса "В прифронтовом лесу" был певец Ефрем Флакс. Потом появились другие исполнители, мне довелось слушать их не только с эстрады и по радио, но и в прифронтовых лесах, лежавших по пути армий Первого Белорусского фронта..."
Летом 1941 года фронт стремительно продвигался к Ленинграду. Вокруг города строили оборонительные сооружения, промышленные предприятия эвакуировали за Урал. Было принято решение отправить подальше от войны крупных деятелей культуры, которые не были призваны в армию.
Композитор Соловьев - Седой тянул до последнего, очень не хотел уезжать из любимого города. Вместе с другими ленинградцами он каждый день выходил на субботники. Работы проходили в порту, который носил название "Лесной".
Шел конец августа 1941 года. Стоял чудесный тихий вечер. После окончания работ по погрузке бревен, уставшие люди собирались отправляться на отдых, как вдруг вдалеке услышали тихие звуки гармони. Грустная мелодия звучала с одного из военных кораблей, стоявших на рейде. Один из моряков наигрывал, а мелодия неслась по зеркальной воде залива. Было так чудесно на душе от того, что не слышно грохота налетов вражеской авиации. Хотя тишина эта была очень тревожной.
Композитор, услышав печальную мелодию, обратился к своему товарищу, поэту Александру Чуркину: "А вот бы написать песню про этот чудесный вечер, про эти корабли!"
Чуркин под впечатлением от чудного августовского балтийского вечера всего за одну ночь сочинил стихи. На следующее утро товарищи вновь приехали в порт, но корабля, с которого накануне раздавалась прощальная мелодия, уже не было видно. Ночью он ушел в море.
В 1945 году Михаил Исаковский сочинил стихотворение "Враги сожгли родную хату…", также известное под названием "Прасковья". Год спустя произведение напечатали в седьмом номере журнала "Знамя".
Его прочитал Александр Твардовский, который предложил Матвею Блантеру положить стихи на музыку. Композитор связался с автором, но Михаил Васильевич сначала отверг эту идею. Он считал, что стихотворение чересчур длинное, чтобы превращать его в песню. Впрочем, Матвею Исааковичу удалось переубедить поэта.
Первым "Враги сожгли родную хату" исполнил обладатель мягкого лирического тенора Владимир Нечаев.
Композиция, точно передававшая настроение многих бывших фронтовиков, должна была сразу же стать всесоюзным шлягером, однако цензоры сразу же наложили на неё запрет.
Позже Михаил Исаковский вспоминал: "В первый раз в зрелые годы я почувствовал крутое сопротивление песне. Редакторы — литературные и музыкальные — не имели оснований обвинить меня в чем-либо. Но они были убеждены и тщились убедить других, что Победа исключает трагические песни, будто война не принесла народу ужасного горя. Это был какой-то психоз, наваждение". Бороться с советской цензурой в те годы было невозможно, и Михаилу Васильевичу пришлось смириться.
Заслуженная популярность пришла к композиции лишь в 1960 году. Широкая публика вспомнила о произведении благодаря Марку Бернесу. На концерте, проходившем в Лужниках, он не побоялся включить песню "Враги сожгли родную хату" в программу.
Успех был колоссальным. Едва Марк Наумович начал исполнять произведение. Многотысячная аудитория поднялась на ноги и в полной тишине слушала песню. Когда музыка стихла, воцарилась недолгая пауза, а потом раздались оглушительные аплодисменты.
Спеть "Враги сожгли родную хату" на "Голубом огоньке" 1965-го года Марка Бернеса лично попросил Василий Иванович Чуйков. Авторитет маршала и дважды героя СССР окончательно избавил песню от нападок критиков.
"Дорога на Берлин" была написана Марком Фрадкиным в соавторстве с Евгением Долматовским. Эта песня родилась от наблюдения: когда наши воины шли на запад, покидая освобожденный город, оказывалось, что название последней улицы соответствует направлению - тому названию города, который впереди. Поэт и композитор решили создать некую схему: крайняя улица - с именем города, который будет впереди. Фактически получилась схема песни - всего несколько строк. Певшие песню только подставляли названия новых улиц. Песня первоначально даже называлась "Улицы-дороги".
Рассказывая историю создания этой песни, поэт Евгений Долматовский писал: "Ни в коем случае не отказываясь от авторства, все же обязан признаться, что в песне "Дорога на Берлин" некоторые строки не то чтоб не мои, но моему перу не принадлежат. Варшава и Берлин вообще не были мною названы в тексте. Положа руку на сердце, скажу, что даже название песни придумано не мною. И все же если слово "схема" применимо в искусстве, то заявляю, что схема песни - моя..."
"Дороги" сочинили поэт-песенник Лев Ошанин и композитор Анатолий Новиков. Они написали её по заказу Ансамбля НКВД. Очень известный и популярный в те времена московский коллектив специализировался на театрализованных выступлениях, в которых все номера были объединены единым сюжетом. Главным режиссёром ансамбля был Сергей Юткевич.
Позже Лев Иванович рассказывал: "И вот в 1945 году этот ансамбль обратился к нам с А. Новиковым с просьбой написать одну или две песни для новой программы. Темы песен заранее были определены, мы получили длинный перечень их, отпечатанный на машинке".
Тогда казалось, что все, что можно было написать о войне, уже написано. И мы с Новиковым написали немало военных песен. Может быть, поэтому и увлекла нас тема, которая была сформулирована скупо: "Под стук колес", а в скобках стояло — "Солдаты едут на фронт".
Работая над произведением, авторы вдохновлялись своими воспоминаниями о войне, фронтовых командировках и выступлениях перед бойцами. Сначала они сочинили несколько музыкальных строк, на которые идеально легло первое четверостишье.
Все фразы в тексте очень короткие, поэтому их было непросто наполнить глубоким смыслом, поведать историю и вызвать эмоции у слушателя. Как вспоминает Ошанин, "все строчки песни оказались совсем короткими. Было очень трудно положить на них естественные и емкие слова и заставить эти слова рассказывать".
Ансамбль исполнил песню. Встретили ее восторженно, но авторы все равно были недовольны. Авторы почувствовали, чего не хватает песне, чтобы она ещё пронзительнее отразила свою тему. Песню основательно переработали, и стала она, кстати, называться не "Солдатские дороги", как сначала, не "Эх, дороги", как потом, а просто "Дороги". И хоть строка в этой песне действительно короткая и слов в ней умещается мало, но зато каждое слово весит много. Очень много.
"Жди меня" по праву называют лучшим стихотворением Великой Отечественной войны. 27 июля 1941 года Симонов, журналист, вернулся с фронта. В ожидании новой командировки на войну неделю провел на даче писателя Льва Кассиля в Переделкино.
Позже он говорил: "У стихотворения "Жди меня" нет никакой особой истории. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была в тылу. И я написал ей письмо в стихах..."
14 января 1942 года стихи вышли на третьей полосе "Победы" - главной газеты страны. Симонов сразу стал знаменитым. В тот же год получил первую свою Сталинскую премию (потом будет еще пять!). В 43-м советская актриса Валентина Серова, которой были посвящены эти строки, стала его женой. Позже она сыграла главную роль в фильме "Жди меня" по пьесе возлюбленного. Великие стихи стали для многих людей фронтового поколения молитвой. Они помогали воевать, ждать, надеяться и верить. И приближать День Победы.
В 1942 году стихотворение было положено на музыку Матвеем Блантером.
Песня "На поле танки грохотали" сложена в начале Великой Отечественной войны. Она представляет собой переделку старой шахтёрской песни "Коногон", прозвучавшей в фильме "Большая жизнь" (1939 г.). Видимо, именно из него мелодия шагнула в фольклор Великой Отечественной войны. В фильме её исполняет отрицательный герой-вредитель Макар Лаготин. На фронт ушла и другая песня, специально написанная для "Большой жизни" - "Спят курганы тёмные" (муз. Н. Богословского, сл. Б. Ласкина).
Как и у всякой народной песни, у этой песни существует огромное количество вариантов не только для танкистов, но и для других военных профессий: лётчиков, десантников, матросов, партизан. Варианты отличаются не только по содержанию, но и по числу и очерёдности куплетов.
Стихи будущей песни Михаил Васильевич Исаковский начал писать в начале 1938 года. Поэт сочинил первые две строфы, а потом работа застопорилась...
"Я не знал, - вспоминал впоследствии Исаковский, – что же дальше делать с Катюшей, которую я заставил выйти на "высокий берег на крутой" и запеть песню. Поэтому стихи пришлось отложить..."
И может быть, они так и остались бы не дописанными, если бы не композитор Матвей Исаакович Блантер. Он как-то спросил у Исаковского, нет ли у него стихов, на которые можно написать музыку. Михаил Васильевич предложил Матвею Исааковичу незаконченную "Катюшу".
Летом они снова встретились. Блантер рассказал, что у него уже готова музыка к песне "Катюша", но следует дописать слова. Исаковский пообещал взяться за работу, но сначала ему помешали дела, а затем он на месяц отправился в Ялту, совсем позабыв о незавершенном тексте.
Неожиданно для поэта, в Крыму его разыскал Матвей Исаакович. Композитор сказал, что в столице был основан Государственный джаз-оркестр СССР под руководством Виктора Кнушневицкого, и новый коллектив собирается играть "Катюшу" на дебютном концерте. Соответственно, Исаковский должен как можно быстрее закончить песню.
Через пару дней Михаил Васильевич отдал Блантеру несколько версий концовки стихотворения, но рекомендовал обратить внимание на один вариант, казавшийся ему наиболее удачным. Эти же слова "Катюши" приглянулись Матвею Исааковичу.
Двадцать восьмого ноября 1938 года состоялось выступление джаз-оркестра. Публика впервые смогла послушать песню "Катюша".
По-новому зазвучала "Катюша" в годы Великой Отечественной войны. В народе появились десятки новых вариантов этой песни, "ответы" на неё. Кем только ни была в них героиня песни: и бойцом с автоматом в руках, и верной подругой солдата, ждущей его возвращения с победой, и фронтовой медсестрой. Пели во время войны и о Катюше-партизанке, "проходившей по лесам и сёлам партизанской узкою тропой с той же самой песенкой весёлой, что когда-то пела над рекой".
Но не только в песнях жила в ту суровую пору Катюша. Её именем народ ласково "окрестил" новое грозное оружие, наводившее ужас на врага, – реактивные гвардейские минометы. И об этих "катюшах" вскоре были сложены песни:
19 апреля 1943 года в газете "Правда" было напечатано стихотворение Михаила Исаковского "Огонёк" с подзаголовком "песня", но ни нот, ни подстрочника не было.
Музыку к стихотворению стали сочинять многие композиторы и музыканты, как известные, такие как М. Блантер, А. Митюшин, Н. Макарова, Л. Шварц, так и любители. Однако все эти мелодии не имели ничего общего с той, с которой песня обрела популярность. Песню "Огонек" с этой мелодией пели на всех фронтах, но её автор оказался неизвестен. Впервые "Огонёк" с этой мелодией прозвучал в 1947 году в исполнении Владимира Нечаева. Были выпущены граммпластинки, на которых указывалось, что автор текста - Исаковский, а музыка - народная.
Исаковский вспоминал, что многие люди пытались доказать, что именно они являются авторами музыки к песне. Была созвана специальная комиссия Союза композиторов, которая установила, что ни один из этих людей не мог написать её, а мелодия более всего похожа на танго "Стелла", автор которого также неизвестен.
